Горгон. Так я и знала. Никто другой в лесу столь уверенно днём не ходит. А ведь Хаос не наш враг. Но в эти Последние Дни даже его духи сходят с ума.
Я вдыхаю вязкий леденящий воздух. Мускусное ожидание схватки, нежный аромат надежды. Оглушительно пахнет хвоя. В форме люпус глаза говорят мало – надо полагаться на нюх. Хорошо ещё, что он не помнит о ветре. Обычный зверь никогда не позволит заметить свой запах, но в голове горгона мало мыслей. Он неудержим, неистов и хочет крови. Так уж получилось; среди созданий Хаоса мало умеющих держать себя в руках. Они инстинктивны, потому редко встречаются. Человеческое тело как оболочка не подходит, в людях сильно сомнение. А духам штормов, охоты и огня не научиться себя усмирять.
Я пришла за ним. Без злости, ради исполнения долга. Другого горгона не стала бы трогать, он, как-никак, подобен нам. Охотиться, потому что голоден, нападает, чтоб не напали первыми. Этот опьянел. От убийств неудачливой семьи, чьи останки так и не нашли. Выживший мальчик ничего не скажет. Я вынесла его к поселку, но память милосердно избавила ребёнка от подробностей. Детёныши священны и горгон их без причин не тронет. Раз попытался – значит болен. Жаль, запах его ничего не говорит. Раньше по нему мы отсеивали слабых и больных, кому лучше не отравлять породу, влачащих жалкую жизнь. Теперь, когда все топят природные ароматы под литрами дезодорантов, наш нюх даёт слабину. Даже горгон пахнет привычно, хоть такого точно быть не может.
Не торопясь иду за ним. Главное, чтобы не учуял. Если ветер не измениться, то шанс подкрасться будет возрастать с каждой минутой. Можно шагнуть через Умбру, но там он как дома. Я, в принципе, тоже, но этому врагу не стоит давать равные шансы. Не оценит.

Отредактировано Весенний Лист (2008-09-22 15:56:36)

Понятно. Горгон ищет не меня, вот и беспечен. Гару – добыча опасная и зубастая, а те двое… Человека можно в расчёт не брать. Редкого зверя Хаоса убьёшь пулей. Второй… второй, кто же он? Не маг. На тех, в ком горит искра Тайного Огня горгон не броситься. Не из числа колдунов, набравшихся азов истинных чар. А, узнала! Костенко. Беглецы, считающие, что скрылись. Много лет за ними наблюдают все. Институт геологов, в чьих подвалах скрыто немало странных штуковин. Волшебники… хотя Руслана и его изгнанников такие, как Костенко, мало волнуют. Даже шаман, у которого семья живёт. Пока наши интересы не пересекались, хотя они часто становятся врагами. Паучиха продолжает творить солдат для вечной войны. Ради уничтожения перемен она создаёт Охотников, настоящих, наделённых силами выслеживать и убивать нас. Те, из кого Охотники не выходят, станут экстрасенсами. Психиками, как пренебрежительно зовёт их Руслан. Так стоит вмешиваться?
Мне не хочется. Они зашли в лес, и это выбор. Возможность умереть достойно есть. Но горгон болен безумием, заразившим мир, и наш долг – его остановить. Вырезать язву, разрастающуюся всё быстрее.
Я бегу по следу, забыв об опасности.
Зверю сейчас не до осторожности. Голодное чудовище ищет, в кого вонзить клыки, и больше ничего его не волнует. Даже не знаю, удастся ли с ним сладить. Горгоны обычно слабее Гару, но ненамного. Никогда не угадать, какую форму слепит дух Хаоса из доставшегося тела. Иногда это зависит от животного, в котором он обитает, иногда от самого духа. Так что поспешу, уповая на внезапность.

Отредактировано Весенний Лист (2008-09-23 15:17:21)

Я чуть не выматерилась. Не люблю сквернословить, но когда такое вижу… знатно Хаос над мишкой поработал, знатно. И убить такого монстра наверняка сложно. Пока он не видит, но стоит неосторожно поставить лапу… Как раз проверим, чьи движения быстрее.
Азарт скорого боя охватывает меня. Это вечное счастье Потомков Фенрира – опасная, но доблестная схватка. Если выживу, будет о чём спеть стае.
Стая… может, стоило пойти на охоту с ними? Я стыжусь этой мысли, она звучит трусливо. Гару должны уметь побежать сильнейших чудовищ в одиночку. Иначе племя ослабеет.
Подожду, пусть они его отвлекут. Это не помощь, просто использование слабости врага, раз уж попался тупой. Тогда перекинусь в подходящий для боя облик и вцеплюсь в загривок. Если он не взлетит… а как высоко можно поднять такую груду мяса? Хотя какие законы тяготения для горгона писаны. Я-то летать не умею. Правда, прыгаю неплохо.

В бой! Я бросилась следом, на ходу взывая к Гее. К боли Матери, к обиде Селены, к палящему гневу Гелиоса. Тело росло, превращаясь в форму, которую Гару принимали лишь в сражении. Кринос, символ страха и безрассудства, боя до победы или смерти.
Я нагнала его на поляне, вгрызаясь в холку. И всей увеличившейся силой потащила в сторону, к деревьям, где горгону будет тяжело развернуться. Рвала зубами, сжимая крылья и пытаясь обхватить за горло. Когти, острые как кинжалы, впивались в густую шерсть.

Боль… не сильная, но в неподходящий момент. Ядовитое колдовство Паучихи. А затем – ожог разрываемой мышцы, от которого я пошатнулась. Но не выпустила его, вырывая одной лапой крыло. Удары, градом сыпавшиеся, я оставила без внимания. Потом исцелиться. Удар свободной лапой по оскалу пасти, заставляя горгона откинуться назад. И – зубами в глотку.

Я приходила в себя. Медленно вынырнула из боевого азарта. Ещё один враг стоял впереди. Тот, кто применил паучьи чары. Но не сейчас… ни когда ярость захлестывает меня целиком. Это будет не схватка, а убийство. Не таков путь Фенрира. И, с силой оттолкнувшись, я одним прыжком бросилась с поляны. Обличье сменю позже. В Криносе раны заживают куда быстрее.

Они все смотрели на меня. Этот взгляд – лучше любых приветствий и объятий. В нём тепло и единение. Стая – как одно целое. И серый домик, почти незаметный на фоне деревьев, был местом, где я могла расслабиться. Скинуть все маски. Когда часто лжешь, они быстро прирастают.
Я стояла в своем привычном теле: светлые волосы растрепаны, джинсовка примялась. Одежда выдерживала превращения, но это не отменяло необходимости за ней следить.
-Горгон мертв.
Больше не требовалось. Каждый и так видит, что я жива, не ранена и довольна. Значит, горгон больше не потревожит наши леса. Конечно, дух не умер. Он затаит месть, но куда спешить бессмертным слугам Хаоса? Возможно, в день воплощения его гневных замыслов меня уже примет Гея. А если нет – ещё один бой только прибавит Фенрирам чести.
-Там были люди…
Раз я говорю об этом неуверенно, значит все произошло не как обычно. А обычно человек не вспомнит увиденное, разве что в кошмарах или под сильной магией. Насчёт одного я уверена, но второй… Он меня видел и может помнить. И потому я начала неторопливый пересказ.
Скальд не должен спешить. Это неприлично, когда мастер слов комкает и заглатывает готовые сорваться фразы. Сегодняшняя речь не походит на обычное хвастовство. И хвалебный вой в мою честь не поют.
-Надо было его убить, - с сожалением кривиться Андрей. – Кто знает, не разболтает ли он Охотникам?
-А разве он сам не из Охотников? – Нордлик рассматривает костяной нож, свой личный фетиш. Оружие выглядит безобидной игрушкой, но я не знаю камня или металла, который перед ним устоит. Подозреваю, что им можно вспороть двери любого бункера, как кусок хлеба.
Лис, как всегда, помнит больше других о чужаках, подобных Костенко. Он убивал служителей Паучихи много лет. Именно его, раненого, вылечил Руслан, и это стало одним из мостов между стаей и волшебниками, пришедшие в леса. Общие враги, общие беды. А потом и наша любовь…
-Такие, как он, получаются из неудавшихся воинов Паучихи. Тех, кто не подходит ей. Он слаб для Охотника, и отец его слаб.
-Охотники слабаки! – Силач оскалился клыкастой головой. –Мы их убивали раньше, разве вы забыли?
-Их сила в том, что за одним павшим всегда придут пять других. Глупо отрицать их опасность…
-Но ещё глупее бояться! Мы воины Фенрира или трусливые шавки?! Наши предки не испугались некромантов Одина и его драккаров, полных живых мертвецов и демонов. Они расплавили кольцо рейнского золото, прежде чем сила Фафнира овладела Сигурдом. Они…
-Мы все помним старые истории, - отец поднял руку и стая затихла. А он смотрел на меня и только на меня. – Что теперь будем делать?
- Я предлагаю убить его, - мрачно буркнул Нордлик. Силач радостно кивнул. Он любит жаркие схватки.
-За ним стоит его отец, и кто знает ещё… И Быхылай-Быс не наш враг…
-Но и не друг, - сказал Андрей. - У нас есть свои союзники, Лис. Против мощи Гару и волшебников никому не устоять.
-Семья не виновата, - Тающий Дым не перекидывалась, но речь на языке духов понимали все. – Нужно убить только мальчишку. Он вырастет и будет служить Паучихе. Его отравленная магия душит наши леса.
-А ты что скажешь, дочь моя? – в глаза отца была непонятная мне грусть. Разве он когда-нибудь показывал свои чувства? Только гнев…
-Я одна убью его. Это моя ошибка и только. Я слишком много думала о горгоне и забыла о других врагах.
-В этот раз мы все пойдём, - Андрея было не удержать. – Я соскучился по настоящему бою!
-Он тебе ещё предстоит, когда маги атакуют Институт. – заметил отец. – Прежде чем мы решим, дочь моя, я хочу призвать Барса.
Все, похоже,  растерялись. Я была в первых числах удивленных.
-Позвать нашего духа ради одной охоты?
Это просто небывалое беспокойство тотема. Разве какой-то колдун Паучихи может быть достойным врагом? Я думала об этом, в ожидании глядя на отца. Нет, на старейшину.

Возвращаться из Умбры всегда тяжелее. Я сижу перед костром и сквозь реющие искры ощущаю перекрестья взглядов. Гару молчат. Они слышали всё, и всё же не согласны. Гея, я не хочу ехать! Без стаи, дома и Руслана… Волки редко покидают привычные тропы. Только когда больны или уходят умирать…
Они молчат. Слова сейчас бессмысленны. Можно спорить, возмущаться и закрывать глаза, но Барс не говорит по пустякам. Долг крови – на этом стояли Гару испокон века. Если близкий тебе убит, то не будет больше покоя. Кровь за кровь. Так повелел сам Фенрир, и такова природа волков. Мы не бросаем своим и не забываем обид. Когда убили Сигун, от гнева Фенрира рухнули стены Асгарда. Я не смогу мстить такой чистой ненавистью. К несчастью, не смогу. Но тот предатель, поклоняющийся Червю, умрёт страшно. Мы не признаём пыток; и без них смерть можно сделать долгой.
В глазах отца – вина и беспомощность. Папа, ну зачем же ты себя мучаешь? Ты сделал, что мог. Благодаря тебя я выжила. Пусть уроки твои остры, как нож, и мне приходиться проходить через них со стертой окровавленной душой – я не променяю их на мнимый покой неведенья.
Только в глаза тебе смотреть всё равно больно…
… Идём домой. Стая осталась, не мешая этому моменту. Прощание только завтра. И мы с отцом не перекидываемся в зверей. Просто бредём в никуда…
-Я не хотел… - едва слышно шепчет отец. Его голос уносит осенний ветер, холодный и ненавистный. Страшно, когда осень забирается в сердце…
-…не хотел, чтобы тебе пришлось через это пройти…
Нет. Не хочу слышать. Не надо, пожалуйста…
-… мечтал смотреть, как ты растёшь… как, просыпаясь, бежишь навстречу восходящему солнцу… помнишь, как мы купались весной? Ты ныряла в воду, и золотые блики играли на поверхности… и мы оба знали, что вода не причинит тебе вреда. Ничто не может причинить вреда, если веришь в силу детства… до тех пор, пока кто-то близкий не предаст. Мы всегда предаем детей, разрушая мечты…
Потомки Фенрира не плачут. Тогда почему у меня так пекут глаза?
-… ты сумеешь меня когда-нибудь простить? За отнятую юность, за вечный страх и боль… и за все испытания, которые ты прошла…
Он никогда так не говорил. Никогда. Неужели нужно ждать момента расставания, чтобы сказать, как сильно кого-то любишь? Я хочу ответить, но горло перехватывает. Уходит всё. И сила моего народа, и дары духов. Остаются отец и дочь…
Его рука касается плеча. Я и забыла, какая она теплая и сильная…
Мне не подобрать слов. Поэтому я просто прижимаюсь к нему. Впервые за много лет могу быть Яной. Никаких перемен облика и войн. Просто плачу от переполняющих чувств, которые разучилась выражать…
… Мы стоим долго. Солнце уже близиться к полоске леса. Пора. Руслан ждёт. Ему будет тяжелее. Он никогда не привыкнет терять…
…Два волка несутся среди лесной тишины. Если кто-то их увидит, он может подивиться тому пониманию и единству, которое прослеживается в их движениях. Но, кроме лесных духов, смотреть некому. А их не удивить…
Приближайся к поселку, мы последний раз за сегодня встречаемся взглядами, и разбегаемся в разные стороны. Я – к дому с высоким забором, где, несмотря на приближающиеся холода, царит буйство зелени…
… В комнате темно, но сквозь окна ярко сияет луна. В такие ночи мне трудно спать. Говорят, когда родились первые Гару, тетушка Луна купала их в Млечном Пути, чтобы они никогда не болели. И с тех пор все Гару любят этот нежный, серебряный свет.
Мы лежим в полутьме, наслаждаясь дыханием друг друга. Одежда вперемешку свалена на пол. Пальцы Руслана, тонкие, осторожные танцуют вдоль моего живота, и каждое касание вызывает свою ноту музыки. Это песня тела, понятная только двоим. Прикосновение – где-то тает льдинка, звонкой капелью отгоняя мысли о смерти. Другой палец чертит петлю на коже – и время можно отмотать назад, оно пригоршней песка уноситься, продлевая эту ночь. Жар его ладони – как угли, и мне сладко думать, что этот огонь не погаснет. Пусть, пусть сжигает меня дотла. Иногда, чтобы жить, надо сначала стать пеплом…
Мы не говорим ни о чём. Время разговоров наступит после. А сейчас я хочу раствориться в нём, запомнить каждое движение, каждый вздох. Сухие, огненные губы касаются груди, и внутри расцветает красный цветок. Я могу только сильнее прижиматься, чуть не до крови врезаясь пальцами ему в спину. Но даже это – не ради страсти, а ради нежности. Только бы не отпустить секунду, ставшую вечной…
Он целует снова и снова, а я падаю в бесконечное море теплоты, из которого не хочется возвращаться. Внутри бушует буря, но её порывы не разрушают, а наоборот, смывают пыль тревог…
… Это волшебство доступно каждому. Только когда совершаешь его в ожидании расставания, оно стократно острее. А после воссоединения – в тысячу раз…
…Ночь. Руслан затих. Грезит в полудреме; волшебники не спят как простые люди. Их сны – мечты и ошибки, и вечное раздумье над прошлым, будущим и свивающими их нитями. А я любуюсь серебряным шаром в небе.
…Когда-нибудь, если старость меня застигнет, я уйду в Умбру. И буду идти и идти, пока лунная дорожка не откроет мне путь к покрытым белым снегом полям, где играют мои лунные братья…
Осторожно, чтобы не потревожить его сон, я встаю. Иду к окну, наслаждаясь танцами света на обнаженном теле.
…вспоминается одна песня. Большая часть тех, кто действительно знает, о чём поёт, не пользуется большой популярностью. Люди ищут в музыке отдых, а не ответы…
“Наши ноги - быстрее крыльев,
Наши зубы - клинков острее;
Рождены мы в степи ковыльной,
Мы - потомки Черного Зверя,
Дети Древнего Волка.
        Когда взывает ночь - "Восстань!",
        Не защитит доспехов сталь
        Собачью свору.
        Мы вам отплатим - кровь за кровь,
        И пусть пугает вой волков
        Псов Валинора:
        Мы - дети Древнего Волка.”
… А с книгами наоборот. Многие признанные писатели действительно видели… каждый по-своему, но видели…
“Мы сольемся с лесною тенью -
Лишь сияют лунные очи.
Мы свободны по праву рожденья -
Дети вольных ветров и ночи,
Дети Древнего Волка.
        Мы в битве яростней и злей
        Сынов Заката, сыновей
        Холодной стали.
        Навеки, до Конца Времен,
        Владыка наш один - закон
        Свободной стаи:
        Мы - дети Древнего Волка.”
… Я опускаюсь на колени перед падающей небесной волной и начинаю изменять горло. Человечье слишком грубо для Воя Прощания. Руслан встает. Я слышу это, но не прерываю своего занятия. Он садиться рядом, обнимая, и я благодарна этим рукам, касающимся всех родников, в которых нарастает неудержимое тепло. Мне, скальду, не хватает слов…
“...Годы битв - как старые шрамы
Нам, покорности цепь порвавшим;
После битвы залижут раны
И в молчанье помянут павших
Дети Древнего Волка.
        Пусть жизнь - серебряная нить,
        И нам когда-то уходить
        Дорогой Смертных,
        Но мы ворвемся в ваши сны -
        Мы, дети Ночи и Луны,
        Степей и ветра,
        Дети Древнего Волка. ”
Ночь, Луна и эти сплетающие свою мелодию руки. Больше ничего не надо…

Мы стояли узким кружком у терминала. Стая, Руслан и я. Ничей внимательный взгляд не отличил бы нашу природу, потому что ладан из боярышника и пихты туманил ауру. Конечно, одних трав мало. Нужно ещё силы духов… или колдовство Истинного Мага.
Людей собралось немного. Со стороны мы от них ничем не выделялись: обычная группа провожающих. Даже наши духовные обличья выглядели естественно. Появись тут кто-то уровня Руслана, он бы заметил подмену, но у Технократов хватало способов наблюдать скрыто. За все годы я не видела ни одного из них.
Нордлик и Андрей натянуто шутили, пытаясь поддержать оптимизм в стае. Тающий Дым нервно озиралась – ей непривычно было выглядеть, как человек. Загляни в глаза кто-то ищущий, и он бы заметил мятущийся взгляд зверя, попавшего в клетку из камня и стекла.
Силач даже сейчас возвышался над окружающими. Он замер неподвижно, стараясь не выдать себя хромотой, и широкое лицо было необычайно собранным. Словно это ему предстояло улетать. Хотя он – большой ребенок в душе – сильно привязался к тем немногим, кого его внешность ни капли ни смущала.
Лис молчал. Он даже сейчас смотрел в Умбру, ища ответы на вопросы, которые задаст завтра. Мистики не меняются.
Отец выглядел так, словно ему ещё двадцать лет прибавилось. О моём проявлении чувств он помнил, и наверняка винил себя ещё больше. Ну и дура я! Нельзя переносить свои проблемы на тех, кого любишь. Не всегда то, что нас не убивает, делает сильнее. Иногда оно просто ломает.
Руслан с немного опустевшим взглядом сутулился у стены. Сейчас он ничем не походил на волшебника. Впрочем, я не могу так слету сказать, какой должен быть волшебник на самом деле. Выживают не самые сильные, а самые приспособляемые. Эту истину маги поняли давно, а Гару знали всегда.
-Как здесь душно, - наморщил нос Андрей. – Паучиха всё провоняла.
Он покосился на люминесцентные лампы, мониторы, табло и недовольно покачал головой.
-Сюда Костенко идут, - флегматично заметил Лис. Вот это нюх! Я не почувствовала ничего. Остальные тоже начали озираться.
- Они ещё на улице…
Не прошло и минуты, как их семья вошла в зал. Мне даже не требовалось смотреть; обоняние Гару куда сильнее зрения.
-Эх, сейчас бы одним махом… - разочаровано протянул Нордилк. – Шагнуть через Умбру и взять их в загривки…
-Нет, - отец был непреклонен. – Они ещё свою роль сыграют.
Он покосился на Руслана, который молча кивнул.
-Если у тебя появиться шанс убить мальчишку в Праге, не мешкай, - Тающий Дым так редко говорила по человечески, что остальные никак не могли привыкнуть к её низкому тембру. – Фенриру это понравиться.
Я знаю. Простой расчёт: или они, или мы. По другому войны не ведутся, если, конечно. надеешься победить.
Отец пристально посмотрел мне в глаза. Пора.
Я обнялась с люпусом. Тающий Дым неуверенно ткнулась мне в щеку носом, толком не понимая этот людской обычай. Волки кладут друг да друга голову в знак любви, но использовать для этого лапы… Я чуть не рассмеялась.
-Береги себя, сестричка, - грустно улыбнулся Андрей. Он хорошо понимал, что значит уход близких. Гея, да они все это знали…
Нордлику всегда было легче казаться большим, веселым и сильным, но даже его лицо избороздила боль.
-Принеси мне череп того урода-Танцора, ладно? Или хоть клык…
Лис молча обнял меня, шепча слова-обереги. Он взывал к Матери-Земле с просьбой об успешной охоте.
Силач чуть не расплакался. Несмотря на то, сколько грязи и подлости вылила на него жизнь, внутри он остался чистым. Даже убивая. Человек бы нас не понял, но законы Моисея имели мало общего с жизнью детей истинной Богини.
-Пока, папа, - шепнула я, прижимаясь к родному плечу. Его руки по прежнему такие теплые… - Береги их всех…
-Она бы радовалась, увидев тебя… - тихо, почти касаясь губами моего уха, ответил он. –Ты стала такой красивой…
Нас обоих душили слезы.
Хорошо, что Руслан ничего не сказал. Сила тоже имеет пределы. Мне тяжело было выдержать ещё одно прощание. Просто поцеловал: крепко, долго, с привкусом разлуки и надежды. Это не поэтический оборот – мы понимаем настоящие чувства не только сердцем.
…Заходящая Луна уступает место алеющиму востоку. Поднимается, набирая силу, солнце… цветы раскрывают зонтики навстречу новому дню..
Эти образы росли, изгоняя тревогу. Он сделал лучший подарок…
Стая молчала. Люди на их месте начали бы острить или завидовать, но Гару ведома цена истинной любви. Особенно воинам.
…Я не стала оглядываться. Свернула в сторону узкого коридора. Кафель, кабинки, рукомойники… И зеркало…
…Интересно, стал бы Кэрролл так популярен, расскажи он, кем была Алиса…
Я всмотрелась, но не в своё отражение. Глубже и дальше, в раскинувшуюся за стеклом Умбру. И шагнула вперёд.