Я ненавижу созданий Червя, питаю уважение к Горгонам, но эти… дрона можно только презирать. Неправда, что на нём нет вины за своё превращение. Если в жизни что-то не так, только ты за это отвечаешь.
Пустые, замкнутые в мечтах люди. Их интересуют компьютеры и механизмы, Интернет и фильмы. Жизнь они фильтруют через окна домов, не понимая и боясь. Отношения с другими у таких складываются плохо – не дано рискнуть ради любви или доверия. Только холодные, бесцельные мечты о сказках, которые не смогут воплотиться. Одиночество растёт, становясь всё сильнее, и со временем зовёт из Умбры их единственных близких. Духов рациональности и неверия.
Мне этот эскапизм претит.
Я уходила в сторону туалета. Нельзя допустить, чтобы урод вытолкал меня среди салона в мир людей. Дроны как бойцы не ахти, но используя подручную технику могут представлять серьёзную угрозу. Я надеялась, что в сознании этого несчастного парня осталось достаточно воли. чтобы сопротивляться холодному приказу Паучихи. Чтобы не пойти за мной следом. Но увы.
Его запах становился сильнее. Значит, придётся убивать. Очистить землю от ещё одной заразы.
В туалете я вышла из Умбры. Пусть тут попробует драться, если настолько смел. Приборов нет, кабинка узкая. Есть зеркало, и в случае чего, смогу уйти. Дверь заперта на защелку. Дрона это не остановит, но даст мне время.

Я смотрела в зеркало. Не для того, чтобы поправить легкий макияж, хотя даже в битве надо уметь оставаться красивой и стильной. Я не мясник, я воин. Может, для человека нет разницы как прервется жизнь, но Гару хорошо знают разницу.
Честь превыше смерти. А мастерство цениться во всём.
Стекло таяло, открывая за собой коридор зеркал, где моё отражение множилось, уносясь длинной шеренгой в бесконечность. Я видела и происходящее сзади, но с каждой минутой все хуже. Умбра звала, и зов этот пытался прорваться сквозь отделяющую миры сеть.
Труднее всего так балансировать. Стоять на черте и не переступить. Это мучительно, и это будило во мне ярость. Не просто раздражение, а ту подсердечную ярость, которая составляла источник силы племени.
Слова я не слушала. Мало ли кто что сказал. Обсуждать угрозы лучше всего после смерти угрожавшего. Это самое надежное средство от страха.
Когда он ворвался, я развернулась, и обхватив его за руки, дернула в Умбру. Больше не нужно сдерживать себя. Мои мышцы вздулись сами собой, открывая дорогу превращению. Уклоняясь от шипа, ударила по ногам, всем телом сбивая его размашистое движение.

Я зарычала. Не столько от боли – к ней давно уже привыкла. Вернее, к боли привыкнуть невозможно. Вот думать о ней, как о неизбежности, Гару умеют. Мы рождаемся в боли. Первый крик, а не первый смех начинает жизнь. И умирать больно. Больно жить, больно терять, больно ошибаться. Может, потому так и ценно всё прекрасное, раз уж ему суждено рано или поздно страдать?
Размышлять о высоких материях не было времени. Дрону помогали узорные пауки. Эту паутину он вызвал не сам.
С подобным лучше драться подобным. Может, он и видел лишь дикого зверя, но я умела ещё немало…
Этот вой заставил пауков стремглав разбежаться. Не перестараться бы, а то и самолет можно развалить. Но, к счастью для электронных болванов, моей жертвой не была эта ржавая банка, которая рекламировалась лучшим способом путешествовать. Жертвой Песни Ярости стал сам дрон.
Человеку выдержать нахлынувший гнев куда легче. Эта эмоция не чужда в душном мире злободневной ненависти. Но для того, кто своих чувств стыдиться – потерять контроль смерти подобно. Дух, скорее всего, вообще не знал, что это такое – настоящая ярость. А человек-носитель уже не мог ничего рассказать.
Вместо самоубийственного броска, к которому я приготовилась, дрон попятился. Вцепился в паутину, но она горела под его руками от переполняющих незнакомых чувств.
И я накинулась, метя острыми сабельными клыками в ненавистное бездушное лицо. Может, в этот момент на нем проступил позабытый человеческий страх. Мне уже всё равно. Дрон умрёт от когтей и клыков. Но не один. Потом умрёт и населявшая его фригидная сила.
Ненавижу паразитов.